Валентин Русаков - Трехречье[СИ]
— Это страшное оружие Никитин, — грустно сказал Варас, кивнув на валяющуюся метрах в десяти от арки половинку изуродованных ворот.
— Да уж… не игрушка точно.
— А что это, ты ранен? — вдруг встрепенулся Варас, посмотрев на меня и приподняв мой шлем из толстой кожи.
И как только он это сделал, я было подумал что с меня хотят снять скальп.
— Твою ж мать Варас! Больно! — я вскрикнул, чувствуя, как правый глаз заливает чем-то теплым.
— Да у тебя же лоб рассечен!
Похоже, в пылу боя не обратил внимания, как мне досталось по голове, может стрела наконечником прошла по касательной, а может и клинком, неизвестно, но над правой бровью я имел приличного размера разрез, из которого, после того как Варас снял шлем и потревожил запекшуюся было рану, теперь нехило шла кровь.
— На, перевяжи, — буркнул я закрыв правый глаз, и достав из подсумка на поясе кусок перевязочной материи протянул ее Варасу, — изверг.
Да уж, швея-мотористка из Вараса никакая, точнее никакой, здоровенные ручищи, большие пальцы… наложить мне четыре шва для Вараса оказалось весьма трудной задачей, и не смотря на приличную дозу крепкого алкоголя, которую я принял, было очень больно, так что Варас узнал много новых для себя, и про себя слов. Завтрак в меня не лез, я просто съел какой-то вареный «буряк», по вкусу действительно напоминающий свеклу, запил еще парой глотков крепкого меда, и выкурив трубку, завалился на шкуры и начал сам себя убаюкивать, напевая себе под нос:
«… голова обвязана, кровь на рукаве
След кровавый стелиться, по сырой траве…»
— Хорошая песня, — сказал Варас подкинув поленья в огонь.
— Ага… про Щорса.
— Кого?
— Эм… ну про воеводу из моего мира.
— Смелый и славный наверное, раз песни про него слагали.
— Наверное, мой отец любил ее напевать… — ответил я уже засыпая.
На фоне не одной сотни погибших, которых предали огню, вхождение на княженье Талеса прошло безо всякой помпы, скромно и тихо, при этом данный в честь нового князя обед плавно перетек в поминальный ужин. Лишь немного «остограмившись» на поминках, мы с Варасом «по-английски» удалились из столовой казарм, где проходило все мероприятие и выехали в лагерь.
Большая часть войска переселилась в казармы городища, в тепло, уют и поближе к кухне, мы же с Варасом решили пока остаться в лагере, и отдохнув пару дней продолжить строительство намеченного. Также в лагере осталась сотня Ванса и две сотни пеших воинов, большая часть которых теперь переквалифицировались в «стройбат», а остальные занялись патрулирование прилегающих дорог и еще не замерзших проток. А Талея, братца обезглавленного Палея так и не обнаружили… ни среди мертвых, ни среди пленных, да и горожане его не выдали. Похоже, сбежал братец в суете битвы. Из подвалов дома Хранителей было освобождено около полусотни узников, скажем так «политических», выглядели они конечно не ахти, и Талес приказал разместить их в казармах и откармливать, ну а потом отпустить на все четыре стороны. Так же обнаружилась огромная библиотека, и снова надо отдать должное Талесу, он назначил ответственных за ее сохранность людей, вероятно тот наш с ним разговор он все-таки правильно понял и осмыслил.
Глава 50
Морозное зимнее утро, мягко говоря, бодрило. По ощущениям так не менее чем минус десять. Сидя в седле, я пыхтел трубкой, подняв воротник кафтана и поеживаясь. С обозом, и сотней бойцов мы с Варасом выдвинулись в Срединный каменок. Бойцы что шли в колонне это те, кто отпущен с благодарностью и вознаграждением от Талеса по своим родам. А мы с Варасом ехали, что бы забрать Чернаву и Дарину в почти достроенный форт, да, княженье Талеса длиться уже полтора месяца. Многое сделано и решено за это время… Стены вокруг форта стоят, баня, две казармы, кухня со столовой, оружейная мастерская, кузня и пороховой склад достроены, мало того, рядом с кузней заканчивают строить небольшой сруб для княжеского оружейника и его помощника, т. е. для Вараса и меня. Талес в надежде, что мы останемся жить в форту, так распорядился. Но у нас с Варасом на это были свои планы, а именно как только вскроется лед на больших озерах, так мы сразу уедем. Нечего тут под княжеским боком крутиться, так решил я и Варас со мной полностью согласен, так что заберем наших баб, как сказал Варас, месячишко поживем в форту, а потом домой, к Чистому озеру. К тому времени и в кузне дело наладится, да и я нескольких рукастых-головастых мужиков к делу приставлю, т. е. к производству пороха. Талес на это дело прям запал, да и слухи о «громе богов», что помогли наследнику взойти на княженье, уже во всю ползут по всему Трехречью, каких только интерпретаций я не слыхивал…
В Срединный каменок въехали на рассвете, предъявив княжеские грамоты, а то, военное положение еще никто не снимал, хоть половина войска и распущено по родовым поместьям и многодворцам, а смута в Трехречье все ж идет, и подавлять очаги разбоя периодически приходится силами княжеского войска. И заставы стоят на ключевых перекрестках да у каменков, и разъезды конные дороги патрулируют. С перевала у приграничных районов с икербами, сотня снята была еще три недели назад, но ее сразу же отправили усилить пограничные посты, да и на север, к болотам, пришлось еще полторы сотни отправить Талесу, т. к. много этих тварей набежало, как чуют, что ослабло Трехречье в войне. Но вроде справляется пока северный гарнизон.
Подъехав к воротам судейского дома, мы спешились, и я пару раз пнул по ним.
— Головой то лучше так постучись, — раздался недовольный голос из-за ворот.
— Если только твоей, — нахмурился Варас.
Громыхнул засов, и узкая и низенькая дверца в воротах открылась.
— Чего надо? — спросило только что проснувшееся лицо весьма перебравшее вчера.
— А вот я тебе сейчас объясню чего надо, — поднес к носу караульного свой кулачище Варас, — ты как с княжеским оружейником разговариваешь?
— Господин Варас… так я это… не признал сразу-то.
— Ага, спросонья.
— Что вы господин Варас, как можно? Караул ведь у меня.
— Открывай, да конюшню буди, кони устали, накормить надобно да обиходить.
— Да да, сейчас, — засуетился караульный.
Вообще за Варасом прежде не замечал я таких замашек, но вероятно возмутило его, уставшего с дороги, поведение этой как говориться «тыловой крысы». Улыбнувшись этому наблюдению, я прошел в открытые ворота, ведя Яра в поводу.
— А чего он, — буркнул Варас, поправив съехавшую набок шапку.
— Правильно, правильно, а то расслабились тут, — ответил я продолжая улыбаться.
— Бабы спят еще… пойдем на кухню перекусим, — предложил Варас.
— Пойдем, только вьюки надо снять да занести.
В отличии от постояльцев судейского дома, который превратился в гарнизонный штаб, кухня уже проснулась, и Ларта и ее помощники — две совсем юные девчонки, суетились у очага. Увидев нас Ларта всплеснула руками и широко улыбнувшись сказала:
— Хвала богам, вернулись!
— Ага, вернулись, — кивнул Варас, шаря глазами по пустым кастрюлям, — а есть чего перекусить?
— Вы идите за стол, я сейчас все принесу, — ответила хозяйка кухни, завязывая на голове косынку.
Не успели мы присесть, как со стороны лестницы раздался топот ног, и в кухню вбежала Дарина, босиком, в накинутом на плечи плаще и какой-то смешной пижаме под ним.
— Батюшка! — бросилась она на шею отцу.
— Ты чего босая то? Тянет же по полу, — ответил Варас крепко обняв и поцеловав дочь, — иди обуйся.
— Сейчас, — ответила она, отцепилась от отца и кошкой метнулась ко мне, также крепко обняв… хотя, наверное не также, а немного по-другому… — а лоб то, лоб то побил! А зашивал то кто?
— Это батя твой, старался, — ответил я улыбаясь, — иди уже обуйся, простыть не хватало.
— Сейчас! И Чернаву разбужу, — сказала Дарина, и шлепая маленькими ступнями убежала вверх по лестнице.
— Так я на четверых завтрак подаю, — спросила улыбаясь Ларта, стоя в дверном проеме кухни.
— Подавай, — кивнул Варас.
Спустя полчаса мы уже завтракали вчетвером, Варас не поднимая головы, наяривал похлебку, нахваливая Ларту за умение готовить, ну и я если честно тоже проголодавшись с дороги от него не отставал, а женщины скромно перекусив какой-то поджаркой с мясом и овощами сидели напротив и шепотом переговаривались, глядя на нас и хихикая.
— И чего потешаетесь? — удовлетворенно отодвинул пустую деревянную миску Варас.
— Давно не видели вас, — ответила Чернава, — Никитин зарос как, на разбойника похож…
— Чего это на разбойника?
— Давно на себя смотрел то? Вон, глянь, — кивнула Чернава на висящее на стене отполированное до блеска большое серебряное блюдо на стене, выполнявшее роль зеркала.
